о. Александр Савичев (Севастополь,Украина)- "ЧАТЫРДАГ"
А ты стоишь один, у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес- твой плащ, а тучи- твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая.
Ты, Чатырдаг, всегда и нем, и недвижим,
Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольний мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь Творца предвечные веленья!
(А.Мицкевич)
Быть в Крыму и не сделать посещения Чатыр-Дагу,
есть дело предосудительного равнодушия.
(П. Сумароков)
Чатырдаг
долго оставался для меня "terra incognita". Еще будучи подростком, на
подъезде к Ангарскому перевалу в окне троллейбуса я однажды увидел
между расступившегося леса недосягаемую, казалось, высоту .И это была не
пустота- каменная стена до края неба и сияющее в закатном солнце
пространство воздуха.
В ялтинском Александро- Невском соборе нашелся человек, который однажды повел меня на Чатырдаг. Он был кришнаит-«эклектик», старательно выстаивал вечерни и обедни. Сторожил храм, ни во что не лез. И, наверно, поэтому ему удавалось избегать объяснений с настоятелем. Времена были советские, мужские кадры в церкви-«на вес золота». Это сейчас бы заклевали «радикалы-ортодоксы». Нас было четверо. Владимир был немногословен: «Выходим в Сосновке». Вышли из троллейбуса. Перешли дорогу. И сразу попали «туда», в мир Чатырдага- речушка Ангарка, вздымающийся серпантин грунтовки, огромная поляна с панорамным обзором и траверсирующая тропа до конца маршрута. Когда тропа кончилась, под ногами начали пружинить альпийские луга пока еще низенькой травки. Владимир вывел нас на родник- там густо пахло овцами. Но вода была кристально чиста и свежа. Удивительно теплая и сухая ночь у костра. Я лег спать без палатки. Это было исключение –Чатырдаг способен даже в июле заморозить ночью туристов. Но об этом я узнал через много лет.
Утром я бродил по ближним кустам, боясь потерять лагерь. И неожиданно замер от ужаса- кусты расступились и за ними открылась строго вертикально уходящая вниз пропасть каменной шахты. Это была Бездонная.
Мы
лежали на солнышке над обрывом. Далеко в ущелье шуршали машины по дороге
на Ангарский. Звуки приобретали здесь удивительную протяженность. Затем
мы прошли нижнее плато насквозь, до вида "на Севастополь" и вернулись
обратно. И я полюбил Чатырдаг отныне и "присно".
Удивительное дело- верхнее плато "не давалось" мне все эти годы. Второй раз я привел на Чатырдаг моих поющих "малолеток"- хор мальчиков-зайчиков. Бог мой! Сколь доверчивы были ко мне их родители, отпуская "в поход". На сей раз Чатырдаг оказался беспощаден. В три часа той достопамятной июльской ночи все "оторвались" от земли и танцевали до утра, когда удалось разжечь костер и согреться. На верхнее плато мы опять не попали, добравшись лишь до Ангар-буруна. Спустившись на перевал, мы заняли для ночлега почти игрушечный домик. Все "малолетки" горели в жару. Я раздал им чудом попавшую в рюкзак упаковку аспирина и все крепко уснули. Утром от болезни не осталось и следа. Все прыгали вокруг огромного костра и наслаждались супом из "концентрата".
Третий раз группа была
поменьше- хор мальчиков таял на глазах. К этому были причины- наш
странный "меценат" Шурига забросил всю "культуру" и родители это
прекрасно видели. Зато прибавились девочки- я срочно затыкал "вакансии"
в детском хоре. Теперь мы были во всеоружии: палатки, одеяла, куртки,
свитера. Все же ночной Чатырдаг опять взял свое. Ледяной воздух
пронизывал брезент палаток насквозь. Пришлось "обкладывать" палатки
снаружи: поставили рюкзаки. Зато утро было поистине
блаженным. Трава
быстро высохла. Бревна в костре не погасли. Илюша Винников нашел вблизи
лагеря вертикальную, узкую даже для его детских плеч, шахту. Ему
связали "седло" из веревки и он спустился метров на пятнадцать.
Выбравшись на поверхность, Илья обнаружил, что узел "седла" был завязан с
ошибкой и мог в любой момент распуститься. Я опять вспомнил про
доверчивость ко мне бедных родителей, отпустивших детей "в поход".
Разнотравье альпийских лугов на плато поражало разнообразием цветов и
ароматов. Ландшафт менялся по минутам. Бескрайние до горизонта
"полонины" сменялись буковым лесом. Тропа часто петляла по гектарам
карликового можжевельника. Удивляли скошенные поля и косильщики,
беспробудно спавшие в тени полуденной дремой. Мы опять поднялись на
Ангар-бурун. Не зная о существовании пути на юг, спустились на нижнее
плато и по козьей тропе, мелькнувшей среди утесов на краю плато, нырнули
в обратный путь. Тропка вывела нас в величественный буковый лес. Я
ласково называл его то ли "Венсенским", то ли "Булонским". Десятки
огромных стволов лежали поверженными. И папа Антошки Горловского с
восхищением рассказывал нам про буковую мебель. Кстати, благодаря
Антошке я узнал, что евреем можно быть только по матери. А мама у него
была русская. Когда они уехали в Израиль, его отдали в полицейскую
академию. Может, это занятие для "неевреев"?
Год назад я решил повторить маршрут. Любезные пономари Антон и Павел "по-адьютантски" шли за мной по той же траверсирующей тропе от Сосновки. Начал моросить мелкий дождь. В кроссовках булькала вода. На роднике уже не пахло овцами. От водопойных корыт остался лишь остов. Мы шли мимо "Точки" -я прочел о ней в купленном новом путеводителе. Помню, "во времена былые" это был одинокий бетонный куб посреди огромного травяного поля. Рядом с ним начиналась дорога в "никуда"-бетонные плиты внезапно обрывались через несколько сот метров на пригорке. Туристам куб "подсказывал": источник воды близко . Я это точно знал, поскольку с Илюшей Винниковым по утрам всегда ходил за водой для лагеря. Сейчас куб оказался за бетонным забором . Там же красовались свежевыкрашенные домики. Дорога из плит никуда не исчезла и придавала местности загадочный колорит в стиле " плоскогорья Наска". Я решил поинтересоваться условиями. Мне любезно показали скромный интерьер этих "номеров": крепкие деревянные кровати с матрацами, две комнатки в каждом домике. Холодильник. Колючие одеяла. И я решил, что отныне буду приезжать только сюда. И забуду об осыпающейся тропе, холодном ночлеге и сырых носках. Но пережить все перечисленное нам все же пришлось. Мы ночевали в огромной впадине под буками. Утром- поход на родник и "прочая, прочая". С тяжеленными рюкзаками поднялись на Ангар. Отдышались, насмотрелись. Вдруг меня прорвало: "Все!! Идем на Эклизи!". И мы бодро зашагали по верхнему плато. Я без устали фотографировал альпийские луга. Птицы с огромными черными крыльями неслись в метре от поверхности каменных волн колоссальной амплитуды. Мир верхнего плато Чатырдага ласково принял нас, детей антропоцентричного мира. И я не устану приходить сюда вновь и вновь. К "вратам надзвездных стран". Тем более, что теперь можно идти налегке-с бутылкой воды, какими-нибудь орехами и книжкой в рюкзаке, которую я никогда не читаю . И знать, что там, внизу, на нижнем плато есть уютная "Точка",где стоит твой автомобиль, ждут колючие одеяла, вечер под неописуемо красивым звездным небом и несказанная тишина, прерываемая лишь заходящими на посадку в Симферополе самолетами.
Священник Александр Савичев
