О «светской» и «духовной» музыке.
Я намеренно поставил в кавычки два слова в заглавии. Поводом к написанию этой статьи послужили несколько роликов на Youtube с рассуждениями священника Михаила Каскун о разных музыкальных жанрах.
В одном из древних патериков беседуют два монаха из разных монастырей. И один упрекает другого в том, что «в вашей обители псалмы не читаются, а поются». Дескать, пение отвлекает от содержания. Что уж говорить с таким посылом о светской музыке, где «богословия - ноль», а лишь чувства индивида в ответ на экзистенциальный водоворот. Интересно, что в церкви победила именно «партия поющих». То же старинное деревянное било на современном Афоне явно не конкурирует с более поздним многопудовым колокольным звоном.
Всякое искусство-отражение реальности, «данной нам в ощущениях». Но лишь на первом этапе. Человек, умеющий образно мыслить, всегда попытается воплотить идеальные мысленные формы в зримые и ощутимые. А вот источник идеальных образов - тайна за семью печатями. Архитектор Гауди взорвал своим творчеством замыленную традицию следовать античности: ордер, портик, ротонда, базилика и т.д. Кстати, все эти античные заимствования свойственны большинству православных храмов 19 века. В Севастополе в эпоху «застоя» Петропавловский храм, служивший домом культуры, так и называли - Парфенон. Несколько хамоватый (случай с Литвиненко), но все же эрудированно-прогрессивный профессор о. Андрей Кураев недавно выразил пожелание, чтобы архитектура новых православных храмов перестала быть неким летаргическом сном древности. "В них должно быть больше света" - резюмирует Кураев. Но возвращаемся к музыке.
На регентском отделении ленинградских духовных школ, которое я закончил, музыкальные предметы, за исключением церковного пения, преподавали «светские». В церкви таких специалистов «днем с огнем» было не найти. И преподаватель музыкальной литературы и гармонии однажды вдалась в рассуждения о церковной музыке, которые я запомнил на всю жизнь. Говорила она примерно следующее. Церковная музыка (отмечу,последние лет двести-А.С.) черпает средства для реализации поставленных перед нею задач в гораздо более обширной МУЗЫКЕ ВООБЩЕ. Гармонические приемы, свойство мелодий, ритмы церковной музыки - всего лишь усеченный вариант музыкального океана. И в этом смысле о церковной музыке можно говорить как о музыкальной субкультуре, т.е. части целого. Ту же параллель я бы смело использовал и в отношении дисциплины церковного поста, когда после всевозможных воздержаний даже монастырские повара к грядущему празднику дадут фору французской кулинарии. Знаю, о чем говорю, поскольку трапезовал однажды на пасхальной неделе в Пюхтицком монастыре в далекие восьмидесятые. Иподиакон таллиннского владыки Алексия деликатно разносил гостям вино в завернутой в платок бутылке и полушепотом приговаривал : «Кому еще зеленого змия?». А обаятельнейший митрополит Алексий (будущий патриарх) попросил нашу группу что-нибудь спеть. И мы разразились обиходными стихирами Пасхи. Хотя могли бы спеть и подлинный многоголосый русский фольклор. Увы, не знали … Кастальский, регент предреволюционного синодального хора Успенского собора Московского кремля и гениальный церковный композитор, разучивал и пел с синодалами оратории Баха и других западно-европейских музыкальных титанов, чем и произвел фурор во время европейских гастролей. Сейчас бы наши клерикалы заерзали: «ФУ!ФУ!». Думается мне, что в сравнении с синодальным периодом русского православия мы изрядно деградировали. В том числе через зашоренность. Не говоря уже о конкретном практическом воплощении церковного пения. Упомянутый преподаватель гармонии в Ленинграде обоснованно указывала в качестве примера деградации правый хор Троицкого собора Александро-Невской лавры, куда мы ходили петь по праздникам. Что уж говорить о провинциальных «партесах»… И ничего, все были довольны: «Чем богаты - тем и рады. За неимением почтовой пишем на простой. К действительности церковных таинств это не имеет отношения».
Отец Михаил Каскун с клерикальным снобизмом (на пустом месте) пытается рассуждать о роке, джазе, электронной музыке, Пугачевой, Викторе Цое: «Все это мешает духовности!». Между тем, современные апологетические цитатники вовсю пользуются высказываниями о вере видных деятелей именно светской культуры, вплоть до Кинчева и Софии Ротару. Значит, есть у "светских" музыкантов понимание Абсолютного и Трансцендентного и сопричастность с ним в процессе творчества? Теперь попытайтесь собрать высказывания провинциальных и столичных церковных певчих о том, что же они поют. Будете долго искать и собирать. Помню, в ленинградском Никольском соборе на Крюковом канале певчие (и среди них небезызвестный Александр Невзоров) вслух и тщательно подсчитывали ожидаемый гонорар по количеству привезенных на отпевание гробов. Вот такая наша кондовая «эстетика» (да и «этика»). Единственный образцовый церковный хор в воспоминаниях моей молодости - Николая Матвеева на московской Большой Ордынке. Певчие из Гнесинки и консерватории разговаривали шепотом. И то лишь иногда, при раздаче партий. Даже в патриаршем Елоховском соборе певчие вели себя немного хуже. Помню документальный рассказ хористов капеллы Юрлова. После многочасовой репетиции настала пора расходиться по домам. Но разученные духовные шедевры настолько запали им в душу, что они еще долго пели просто для себя. Вы где-нибудь видели такой церковный хор?
В «светской» музыке в ее лучших образцах искренне передан процесс самопознания и самоактуализации человека, пытающегося разглядеть за изменчивым вечное. И собственный опыт неизмеримо ценнее и эффективнее для построения жизнеспособной парадигмы действия, чем «правильное» начетничество. Не надо столь неблагодарно укладывать в прокрустово ложе «светскую» музыку - из нее с лихвой зачерпнула музыка церковная.
Напоследок хочу напомнить один достойный повод для размышления православного человека именно о церковной музыке. Некогда, перед русским старообрядческим расколом, потрясшим до основания и церковь, и царство, эстетизм церковной музыки в виде бесчисленных и «бесконечных» распеваний гласных звуков в канонических текстах (т.н. «фиты»), настолько удлинил службу, что для «выпевания» всего положенного в разных углах огромных старинных соборов начали параллельно «отправлять» разные части богослужения. И добром это не кончилось. А закончилось расколом с кострами и самосожжениями, прещениями на эти самые параллельные «выпевания» и последующей реформой Бортнянского в виде сокращенного придворного певческого обихода. Уж не знаю - быль, небыль? Одно из преданий на регентском отделении в Ленинграде: в Зимнем дворце служение литургии в присутствии августейших особ должно было укладываться в сорок пять минут. Если священник не справлялся, его просто меняли. И никто не возражал. Так что, весь современный внутрицерковный шум-гам с попытками дискредитации «светской» музыки, слава Богу, можно смело характеризовать старинным оборотом «ничтоже сумняшеся». Точь в точь как о «фараоне, захотевшем пешком перейти Красное море» (слова одной из любимых книг детства - Астрид Линдгрен, «Приключения Калле Блюмквиста»). Хотите услышать пение ангелов в первый день творения? Послушайте первую часть восьмой симфонии Малера. Но для церковных маргиналов это «светская» музыка.
09.08.13 А.С.
